— Дуэли в Российской армии разрешены! — опять Сергей. — Все прошло по правилам!
— Сейчас военное время! К тому же… — коллежский асессор машет рукой, и я понимаю, что он хотел сказать. «Что разрешено Юпитеру, не дозволено быку». Ну да, дядя — командующий армией…
Розенфельд подходит к шкафу со стеклянными стенкам, открывает дверцы и некоторое время звенит там посудой, закрывая происходящее от нас широкой спиной. Поворачивается — в его руках стаканы со светло-желтой жидкостью.
— Выпейте! Вам необходимо!
Беру бокал. Ром! Действительно, в самый раз. Возвращаем пустые бокалы. Он держит их, словно не знает куда девать.
— Я растил ее без матери, господа! День-деньской на службе, а там няньки… Избаловали! Думал, здесь будет под присмотром, а вон как вышло. Если можете, простите! Ей всего двадцать… Завтра! — голос его становится жестким. — Завтра же отправлю ее в Москву, к тетке! Пусть продолжит учиться на фельдшера! Решено!
Спорить с ним бесполезно, да и не хочется. Откланиваемся. Меня клонит в сон. Надо поспать — теперь не скоро придется…
Борода и усы председательствующего — копия императорских на большом портрете за его спиной. Только у Николая II усы не закручены так залихватски. Председатель полковник, остальные члены суда — штаб и обер-офицеры.
— Господин прапорщик!
Встаю.
— Сообщите суду обстоятельства дела!
Сообщаю. Когда дохожу до сцены в парке, за спиной возникает ропот. Возмущенный. Председатель звонит в колокольчик.
— Пра-ашу тишины!
Ропот стихает.
— У вас все?
— Так точно!
— Садитесь! Поручик Рапота!
Сергей встает. В его рассказе больше подробностей.
— Как секундант, хочу сообщить суду, что штабс-ротмистр выстрелил до моего сигнала. (В зале снова ропот.) Пуля сорвала прапорщику погон. Тем не менее, он не стал сразу стрелять в штабс-ротмистра, а дал ему возможность перезарядить ружье…
Выгораживает Серега дружка. Только зря это…
— Са-адитесь! Корнет Лисицкий!
Корнет повторяет слова Рапоты, даже подтверждает выстрел до сигнала. В зале ропот. С чего корнет такой праведный? Слишком гладко все идет, слишком гладко…
— Господин корнет, почему вы согласились участвовать в таком неблаговидном деле?
— Князь Бельский вернулся вечером избитый. Синяки под глазами, синяки на теле. Сказал, что это сделал прапорщик, — кивок в мою сторону. — Сами понимаете, господа, я не мог отказать. О проступке штабс-ротмиста я не знал.
Врет, конечно, но доказать невозможно.
— Господин прапорщик!
Встаю.
— Вы били князя Бельского?
Соврать, как Лисицкий? Свидетелей не было.
— Так точно, господин полковник, бил!
— Почему?
— Он дурно отозвался о сестре милосердия.
— Как именно?
— Язык не поворачивается повторить гнусность!
— За это вы его избили?
— Не только!
— Что еще?
— Штабс-ротмистр предложил замять дело. Сказал, что дядя его командует армией, и я могу стать подпоручиком через неделю…
За спиной уже не ропот — шум водопада. Зал полон офицерами, и далеко не все из них штабные. Обычно военный суд проходит без публики, но сегодня сделано исключение. Председатель долго звонит в колокольчик. Наконец зал утихает.
— Введите свидетеля Хижняка!
Перед судом вытягивается солдат в мешковатой форме. Лицо знакомое — санитар госпиталя.
— Сообщите суду, что сказали военному следователю!
— Значицца, прибирал я в беседке у пруда…
— Что было в беседке?
— Господа праздновали!
— Какие господа?
— Вот эти! Их благородие поручик и их благородие прапорщик. Как отпраздновали, так все и бросили: корзинку, посуду, бутылку…
— Бутылку из-под чего?
— Написано было «коньяк».
— Бутылка большая?
— Обыкновенная.
Ропот в зале.
— Уведите свидетеля!
Вон что! Пьяная драка в период сухого закона…
— Господин поручик! Вы пили коньяк с прапорщиком?
— Так точно!
— Что праздновали?
— Прапорщику Красовскому принесли угощение, он предложил мне разделить. Но я уверяю вас, господин полковник, мы в полном рассудке…
— Не сомневаюсь! Полбутылки коньяка — отличное лекарство для рассудка. Садитесь!
Покойный штабс-ротмистр тоже был выпимши и даже очень. Только у нас доказательств нет.
— Пригласите свидетеля Розенфельда!
На докторе сегодня мундир отглажен. Молодцом!
— Господин коллежский ассесор! Прежде, чем задать вопрос, позвольте от имени офицерского собрания корпуса принести вам извинения за гнусную выходку, совершенную в отношении вашей дочери штабс-ротмистром Бельским! Несмотря на то, что за свой проступок он заплатил жизнью, это несмываемое пятно на офицерской чести корпуса.
— Я принимаю извинения.
— Вы врач, наблюдавший прапорщика Красовского. Каким было его состояние на время ссоры с князем и последовавшей дуэлью?
— Прапорщик перенес тяжелую контузию, в результате которой утратил память. Она до сих пор не восстановилась.
— Это не помешало ему драться и стрелять!
— Контузии провоцируют нервные реакции!
— Ему рекомендовано употреблять спиртные напитки?
— Ни в коем случае!
— Но прапорщик употребил!
— Он не отдавал отчет! Повторяю: тяжелая контузия! Человек только пришел в себя! Ему кажется, что он здоров, хотя на самом деле это не так. Я давно служу по медицинской части и не раз наблюдал… С такой контузией прапорщик подлежит безусловному освобождению от дальнейшего прохождения воинской службы. Я готов подписать свидетельство немедленно!